Один утенок красноголового нырка появился на свет в гнезде ушастых поганок. Своих птенцов они держали на спине, а утенок плавал рядом. Он ни разу не пытался взобраться на приемных родителей. Кормить его было не надо: он сам нырял, когда хотел есть. В общем, не был обузой. И лишь иногда, прильнув к боку взрослой птицы, успевал подремать, пока дремала та. Поганки не пытались кормить его, но и не гнали от себя и не беспокоились, когда он отплывал дальше, чем их птенцы. Лишенный настоящей родительской заботы, утенок не выглядел забитым и на пятый день своей жизни был заметно крупнее сводных братьев, которые хоть и ели вволю, но росли медленно.

А утром шестого дня утенок покинул семью поганок. Вывела на ту же воду троих пушистых утят самка красно-голового нырка. Проплывали они мимо, роста были почти такого, как подкидыш, или чуть меньше. Может быть, это были его родные братья из яиц, которые утка снесла после того, как оставила первое в гнезде поганок. И как будто не должен был он в этом возрасте знать, что не поганка он, а нырок, а уплыл ведь, став пятым в утиной семье.

Улетят на чистые таежные реки гоголи и черно-белые лутки. Отдохнув, поднимутся в синее небо гуси. Им лететь еще дальше. Но кряквам, лысухам, седышам и белобокам спешить не надо — они вернулись на родину.