Самец, даже насиживая яйца, не может равнодушно смотреть, как сосед стоит у границы его владений. Не дожидаясь смены, без колебаний оставляет гнездо и стремглав несется выяснять отношения. Но сосед, спровоцировав завязку конфликта, иногда отказывается от дуэли на взглядах и убегает, не дожидаясь противника. А тот, постояв, вспоминает, что яйца оставлены без присмотра, и тоже поворачивает назад. Но чтобы погасить в себе вспышку задиристости, может попугать кого-нибудь из других птиц.
Там, где зуйки гнездятся вперемежку с малыми крачками, самцы частенько, не удовлетворясь встречей с соседом, бросаются на этих миролюбивых рыболовов. Правда, далее пугающих поз и здесь дело не заходит. Но однажды мне удалось увидеть, как возбужденный зуек, возвращаясь к гнезду, стремительно помчался на неторопливо ковылявшую по пляжу крачку. Та не взлетела, не приняла вызова, а как-то робко прильнула к песку, втянув шею.
Куличок пробежал по ее спине с разгону и остановился в нескольких шагах, не оглядываясь и словно в смущении ожидая справедливого тычка за свой поступок. Его глаза и поза выражали недоумение: что же я наделал на виду у всех? Подбежал к гнезду, а там уже самка лежит. Она даже не посмотрела в его сторону. Ее поведение было так похоже на молчаливое осуждение, что самец, постояв поодаль, не выдержал укора и убежал в ту сторону, где не было никаких соседей.
Даже весной, когда идет образование пар, семейный самец отваживает от своей подруги запоздавшего соперника без применения силы, без ритуальной драки. В полете он не дает ему возможности обойти себя на крутых виражах; на земле старается стать между самкой и претендентом, загораживая дорогу. Этого намека бывает достаточно, чтобы третий понял, что здесь ему успеха не добиться.
Оставшись наедине, парочка не стремится закрепить за собой косу или островок, а, наоборот, нередко покидает место первой встречи, имея в запасе несколько свободных от гнездовых забот дней. Гнезда, как постройки, у зуйков нет. Они находят неглубокую лунку меньше кофейного блюдца, в которую кладут мелкие камешки, обломки раковин, травинки. На каменистом берегу, наоборот, убирают из ямки крупные камешки. В дюнах, где чистый песок, для маскировки годятся несколько зимних заячьих катышков или обломки сухого коровьего блина, который весной расклевали сороки для обмазки собственного гнезда.
В лунке четырехлепестковой розеткой лежат яйца, и расцветка их скорлупы настолько сливается с окружающим фоном, что надо или обшарить внимательным взглядом каждую пядь пляжа, или выждать в стороне, пока наседка подбежит к гнезду, чтобы увидеть, где оно. Своим поведением кулики никогда не укажут на его близость.
Вспугнутая с яиц птица пытается привлечь к себе внимание обычным приемом куликов — притворясь раненой. Потом обе птицы молча перебегают поодаль, склевывая с песка добычу и не проявляя видимых признаков тревоги. Такое же безразличие выказывают зуйки в присутствии вороны или сороки. Дело, конечно, не в неведении: наклонности обеих разорительниц чужих гнезд прекрасно знает весь птичий мир. Кулики «уверены» в совершенстве маскировки яиц, и их беспокойство могло бы только подтолкнуть врага к дальнейшим поискам.
Заметив возможную опасность, наседка поднимается с яиц и, чуть пригнувшись, как будто ссутулившись, отбегает на несколько шагов в сторонку. Ей не надо взлетать против ветра, как крачкам, которые, наоборот, нерасторопны на земле. Этим она скорее бы выдала место гнезда, нежели скрыла его. Поэтому относительно направления ветра зуйки на гнездах лежат как придется: клювом, боком и даже хвостом.