В экспедициях, как правило, приходится останавливаться в совершенно различных и даже неожиданных местах. На этот раз мы расположились на пасеке.

Одинокий домик пасечника и ульи стояли в распадке, у небольшой речки, впадающей в Амур. Хозяин ради нашего приезда решил подготовить настоящий дальневосточный чай — с лимонником. Под самыми сопками текла крохотная речушка, и мы с пасечником направились туда. Подошли к небольшой заводи и остановились. Густые ивовые кусты и дикий жасмин — все это было перевито лианами лимонника.

Подойдя ближе, увидели небольшую заводь, вернее, омуток на ручье, а на темной, с коричневатым оттенком воде качался как разукрашенный поплавок селезень утки мандаринки с желтыми щеками, разноцветным хохлом, коричневой грудью и белым брюхом.

Такая яркая птица особенно эффектно выглядела на крохотном омутке в обрамлении зеленых кустов. Темный фон как бы подчеркивал яркие краски этого миниатюрного живого огонька. Нельзя сказать, что птица была совсем ручной. Завидя нас, она переплыла к противоположному берегу ручья, ловко выбралась из воды и вовсе не по-утиному, а скорее по-куриному побежала и скрылась в ивняке.

Я подождал немного, надеясь, что мандаринка вернется, но она больше не появилась.
Я был рад, что встретил эту уточку. Ведь в нашей стране на Дальнем Востоке их осталось очень мало — около 6 тыс. пар. И численность ее продолжает сокращаться.

Пасечник нарвал лимонника, вернее, отмотал около метра тонкой лианы, обрезал ее ножом и оборвал листья. Запахло землей, лимоном и еще каким-то аптечным запахом.
Мы вернулись назад. Хозяин взял лиану, свернул ее кольцом и уложил в чайник. Налил воды и поставил на огонь. Через некоторое время, сидя на крылечке избушки, мы пили светлый настой, пахнущий лимоном, и ели мед прямо из сот.

Над полянкой проносились стаи стрижей-колючехвостов, запела свою вечернюю песню синяя мухоловка, гнездящаяся где-то недалеко от ручья в обрывистом берегу реки, потом ее поддержал сизый дрозд, и, наконец, когда сумерки опустились в распадок, завел свою монотонную песню индийский козодой, из крохотной лужи ему стала вторить квакша.

Жили мы в этом затерянном мире около недели. Облазили все окрестности — были в дубняках, кедрачах и в пихтарниках. И каждый вечер, возвращаясь к избушке, с удовольствием подходили к речушке посмотреть на мандаринку.

Самец, как правило, плавал в омутке. Ловил водяных жуков и улиток, или же сидел на стволе нависшего над водой дерева. Он был похож на разноцветный шарик, у которого выросли две красные косолапые перепончатые ножки. Иногда он токовал: распушал оперение, поднимал крылья, распускал хвост и запрокидывал голову. От этого становился еще пестрее и ярче. Гораздо реже мы видели его подругу – серенькую уточку.

У нее была напряженная пора высиживания яиц. Гнездо мы обнаружили совершенно случайно — недалеко от омутка под заломом сучьев, принесенных половодьем. Часто мандаринки устраивают гнезда и в дуплах деревьев, и в нишах скал. Охотно занимают они и искусственные гнездовья.