Первое гнездо орланов-белохвостов я увидел на одном из островов волжской дельты и не мог удержаться от соблазна заглянуть в него. Как перевернутая копна, сидело оно в тройной развилке корявой, но крепкой ветлы. Поблизости не росло ни одного дерева, с которого можно было заглянуть в гнездо, а шестиметровой высоты тростник уже в десяти метрах скрывал ветлу.
Долезть до гнезда оказалось пустяком по сравнению с тем, что стоило взобраться на него.
Гнездо хоперских орланов выглядит еще внушительнее. Попасть в него можно только сверху, потому что ветла, на сучьях которой оно устроено, и на ветлу не похожа: не дерево, а колонна, под стать двухсотлетним дубам Шилова леса. И держится она корнями в земле не слабее тех дубов. Прямой неохватный ствол на могучем основании высоко поднял аккуратную крону.
И пока здоров этот гигант, у местных стихий даже сообща не хватит сил свалить или переломить его. Такие деревья заслуживают право носить собственное имя. Нет в мире другой такой ветлы, поэтому и выбрали ее орланы, не соблазнившись ни громадными осокорями, ни дубами соседней Теллермановской рощи. Они по достоинству оценили крепость и надежность уникальной ивы, соорудив на ней свое гнездо.
Здесь птиц не беспокоит никто: место глухое, диковатое. Упавшие деревья и ветки переплетены цепкой ежевикой. Летом крапива непроходима, в рост человека, комары злые и неустрашимые, под травой, как западни, ямы и промоины, топь. Сюда и волки опасаются забегать, если нужда не заставит. Только весной стрекочут вокруг огромного гнезда полевые воробьи, втиснувшие в щели дома орланов собственные гнезда. Хозяев они не боятся, а от прочих врагов, разорителей гнезд, защищены надежно. Даже куница не решится шарить рядом с собственной смертью ради сомнительной удачи.
Частенько под гнездами орланов валяются утиные перья, но мне ни разу не пришлось подсмотреть, как охотятся белохвосты на уток. Зато часто видел, как могучие хищники подчищают грехи охотников, высматривая в камышах, в густой траве, на воде или в степи безнадежных подранков и убитых птиц. У воды и на воде чаще всего берет добычу орлан: рыбу, водяных крыс, которых весенний разлив выжил из нор. Заглядывает он и в колонии цапель, когда там птенцы. Но гнезд не грабит, а подбирает упавших птенцов.
Зимой хотя иногда и повезет ему поймать зайца, чаще приходится вместе с воронами пробавляться пищей стервятников. Здесь он хозяин положения и, пока не насытится, не уступит место никому, не обращая внимания даже на то, что нахальное воронье в нетерпении дергает его за хвост.
Белохвост любит рыбу не меньше скопы, хотя и не столь умелый рыболов, как она. Ловит он некрупных щук, стоящих в засаде у лопушков, карасей и сазанчиков, кормящихся ряской на стоячей воде, подбирает покалеченную и снулую рыбу, заслуживая этим уважение, как санитар. Если он никогда не снисходит до ловли мышей на суше, то от рыбьей мелочи не отказывается и не упустит случая выловить на отрезанном мелководье всех красноперок и окуньков, которые остались там с разливов.
Орланы не домоседы. Осенью и зимой они где-то странствуют, не показываясь у гнезда неделями, уверенные, что в их отсутствие никто не посмеет посягнуть на занятое место. В это время семья продолжает существовать в том же составе, в котором она жила в гнезде. Дети уже сами могут взять то, что им полагается и что могут, и они не выпрашивают кусок у родителей. Разлетаясь в разные стороны на километры, они умеют быстро находить друг друга.