Когда птенцы накормлены, рыболов (пусть это был отец) начинает усердно чиститься. Птица то перебирает клювом перья спины и крыльев, то ложится на бок и старательно и быстро расчесывает и укладывает перышки на брюшке, потом переворачивается на другой бок и снова принимается за верхнюю сторону, встряхивается, плещет по воде крыльями, окунается, не ныряя, и опять принимается за перо.
Ни мать, ни птенцы на ней не торопят отца, чтобы он снова отправлялся за кормом. Но затянувшееся чуть ли не на четверть часа охорашивание кажется молчаливым и упорным намеком на то, что за детьми и он посмотреть может, что и ему отдохнуть надо после часового плавания и ныряния.
И самка, встрепенувшись и стряхнув остатки дремоты, сбрасывает с себя птенцов и тоже начинает охорашиваться. А птенцы гурьбой устремляются к отцу и, заплыв сзади, забираются к нему на спину, выставив из-под крыльев только головки. Проходит минута за минутой, птенцы на отцовской спине начинают ссориться, ударяя друг друга клювиками. Отец в это время дремлет, не обращая внимания на их возню. А самка, занятая своей внешностью, будто готовится к какому-то визиту или встрече.
Но птичий сон — дело быстрое, да и малыши на спине не сидят смирно, и отец, подняв голову, как бы разрешает самке отправляться на охоту. Она тут же, не отплывая, мгновенно ныряет и словно исчезает с плесика, а через час, накормив выводок, повторяет то, что делал самец. Тот отдает ей птенцов и отправляется, на охоту.
Проходит еще дня два-три, и родительская спина теряет привлекательность для птенцов. Они уже подолгу лежат на воде под боком у отца или матери, ныряют. Со спины соскакивают сами и не торопятся влезть на нее. Родители отдают им рыбешек уже не из клюва в клюв, а кладут на воду придавленных мальков: схвати правильно сам. И наконец наступает короткий заключительный этап обучения самостоятельной охоте.
Кормилец, поймав шуренка или плотвичку, старается не помять рыбешку, часто окунает ее в воду, чтобы не обсохла, не заснула. Остановившись с такой добычей чуть в сторонке от птенцов, ждет, когда самый голодный подплывет поближе, и опускает голову на всю длину своей шеи в воду: нырни, мол, и возьми там. Птенец ныряет и ловит щуренка живьем еще раз и, вынырнув, проглатывает его, как полагается. Если не получится сразу, у родителей хватит терпения довести умение до нужной сноровки. А выучив птенцов, нет-нет да и отдадут то одному, то другому долю из своей охоты.
Подрастая, птенцы меняют полосатый наряд, в котором из яиц вышли, на другой, из пуха, необыкновенно нежного, короткого и густого, как недовалянный фетр. Этой особенностью сходны они с далекими пингвинами. Только жители моря не подходят к воде, пока у них не вырастет настоящее оперение, а молодняк чомги живет на воде. Пух непромокаем, прижать его к телу, как перо, невозможно, поэтому у подростков плавучесть выше, чем у родителей, а под водой им держаться труднее. Одеваются птенцы в перо лишь в конце лета, когда ростом почти сравниваются со взрослыми птицами.