Минуло осеннее равноденствие. В солнечный полдень глаз не вмещает обилия света на лесных опушках. А в сумерках кажется, что, погаснув на небе, вечерняя заря задерживается на кронах деревьев. Но вдруг торжественность последних минут уходящего дня нарушает зычный звериный рев: будоража лесные чащи и речные плесы, трубит невидимый боец первый вечерний зов.
С разных сторон ему отзываются двое. А где-то вдалеке откликаются другие. И вот уже едва вступившая в лес тишина разогнана десятками боевых голосов. Когда слух привыкает к этому реву, можно различить и другие звуки: в коротких паузах вдали кто-то будто похохатывает с завыванием, словно подзадоривая соперников скорее начинать поединок. И чем-то похож тот диковатый голос на человеческий крик, то еле слышный, то совсем близкий.
Жутковатые звуки ночной переклички не пугают привыкших к ней лесных обитателей: хрустят на берегу бобры, срезая кусты ивняка, снуют по свежему опаду мыши, охотятся над поляной последние козодои. Ревут по всему лесу и сражаются друг с другом благородные олени, свистят и хохочут серые черноглазые совы-неясыти.
Осенние крики ночных неясытей то же самое, что пение дневных птиц, заявляющих свои права на владение семейной территорией. Только у дневных певцов семейный сезон наступит почти через полгода, а у сов — вскоре после того, как сойдет шапка зимы.
Еще не только ночью, но и в полдень не отпускают морозы, еще лютуют самые злые метели, а в заснеженном лесу, над искрящимися в лунном свете полянами раздается залихватский крик самцов-совинов. И редкая февральская ночь, если только не бушует непогода, проходит без этого пугающего и восторженного совиного вопля-хохота: устанавливаются и уточняются границы семейных участков, лишним, если даже это собственные дети, предлагается искать охотничьи угодья подальше.
Постреливают от мороза стволы дубов и кленов, раскатисто трещит лед на лесных речках, орут неясыти, и больше ни звука ни в стылом бору, ни в промерзлой дубраве. Дневных признаков приближения весны больше: сойки пересмешничают, начинают барабанить дятлы, синицы колокольчиками названивают и удивленно свистят поползни. А ночами только неясыти перекликаются, то бесшумными тенями проносясь между стволов, то присаживаясь на толстые ветки, то бросаясь в снег, чтобы схватить добычу.
Гнездо неясыть не строит. Ей нужно просто дупло. Глубина его может быть и двадцать-тридцать сантиметров, и два-три метра. Березы, осины, осокори, ветлы с выгнившей сердцевиной становятся совиным домом на годы, могучие дубы и вековые липы на десятилетия. Таких дупел даже в старых лесах немного, и неясыти, обзаведясь жильем, не покидают его потом ни на день. В нем растят птенцов, в нем живет кто-то из пары осенью и зимой. При недостатке подходящих дупел гнездятся неясыти на чердаках, спокойно относясь к соседству человека.