Они и сами не паиньки и в отсутствие отца и матери дерутся под кустами то и дело. Самих не видно, но по интонациям писка нетрудно догадаться, что происходит за зеленым занавесом. Правда, «сор из избы не выносят», и на виду у посторонних не бывает ни удара, ни щипка.
Когда слабеет среди выводка дисциплина послушания и взрослые камышницы больше не стремятся поддерживать ее прежними мерами, птенцы начинают кормиться сами и довольно безбоязненно выплывают на открытую воду за границы семейного участка.
Это не утята, чтобы держаться кучкой около матери, самостоятельность приходит к ним очень рано. Казалось бы, таких может подстерегать любая опасность, но никак не нападение соседа-сородича. А тот только и ждет, чтобы соседские дети отплыли подальше от спасительных зарослей, и, наметив одного-двоих, плывет к ним, как крадется: только спина с прижатыми крыльями чуть заметным бугорком выдается над водой. Птенец, конечно, видит его приближение и, может быть, догадывается о намерениях, но спокойно склевывает ряску, улиточек, жучков, не проявляя беспокойства.
На последнем метре сосед не выдерживает распирающего его желания поскорее дать тычка малышу, который вчетверо меньше его, и бросается с явным намерением ударить. Но никогда не успевает, так как птенец мигом исчезает под водой, успев, однако, пискнуть: «Спасите!» На этот сигнал сразу мчатся один или оба родителя, но нападавший с невинным видом плывет мимо них в свою сторону, птенца нигде не видно, и они дают «отбой», возвращаясь назад. Когда все успокаивается, из-под лопушка или цветущего горца выныривает виновник переполоха и как ни в чем не бывало продолжает заниматься своими делами.
Как ни странно, подобные вывихи в поведении бывают у семейных, но бездетных камышниц. У других видов обездоленные пары, лишенные хищником или стихией яиц, гнезда, выводка, нередко помогают кому-либо из соседей кормить их птенцов; родители превосходно обходятся и сами, но помощь принимают и не гонят доброхотов со своих гнездовых территорий.
Если бы в семьях камышниц все птенцы появлялись из яиц в один день, как у чирков или куропаток, то родители сразу могли бы увести всех на самое кормное место, облегчив себе добычу и доставку корма и не оставив ни одного из птенцов без присмотра. Но природа выработала для этих птиц иной режим размножения и воспитания. Самка, отложив в гнездо первые три-четыре яйца, начинает насиживать, ежедневно добавляя к ним еще по одному.
И, конечно, трое или четверо первенцев появляются на свет разом. Они могут денек-два посидеть под боком у матери, а отец будет приносить им корм, но чаще всего бывает так, что он уводит их раньше, беря целиком на свое попечение. Уводит на день, а к ночи приводит в гнездо или сам строит им для ночлега временное гнездо из травы.
С четырьмя ему управляться несложно, и нет никаких нарушений дисциплины. Но назавтра появляется пятый, на следующий день шестой, потом седьмой, восьмой, девятый. А с десятым неожиданно получается какая-то задержка. Мать продолжает греть последнее яйцо, чувствуя под его скорлупой биение новой жизни, а отец еще день-два продолжает в одиночку управляться со всей девяткой, в которой уже нет прежнего послушания.
Хотя старшие из птенцов уже поклевывают ряску, сами ловят каких-то козявок, ему надо кормить досыта всех. Он еле выкраивает время для отдыха, и после часа кормления у него едва выпадает несколько минут для того, чтобы перебрать и почистить перо.