Так и ходили весь день вместе, а следом курочка-мачеха, как покинутая. Спохватилась, да поздно: ни почитания, ни послушания не вернуть. Петушок что увидит — зовет фазанят. Нашел зерно — зовет, нашел гусеницу под капустным листом — зовет, ничего не нашел — все равно зовет, разгребая землю ногами: пусть сами поищут. Он все время начеку, готовый защитить каждого. Яростно бросается на других кур и подросших цыплят. И хотя юрловские куры чуть поменьше индейки, отбегают: мало ли что!

Вылетел из-за ракиты грач, а петушок, еще не разглядев, кто это, мгновенно просигналил тревогу. Фазанят как ветром сдуло, будто не было их тут. А он, как страж, с места даже не сдвинулся и, убедившись, что черная птица не вернется, подал отбой. И грач не ястреб, и фазанята уже не малыши, но осторожность не повредит никогда.

Но вот примерно часа за три до захода солнца, по куриному расписанию, петушок как-то сникал, исчезала его бодрость. Молча, но не тайком уходил от фазанят, отыскивал двух других курочек, которые сами по себе ходили весь день, и вел их в курятник. Постоит в нерешительности на пороге, а потом подает команду: «Всем на насест!» А с фазанятами мачеха осталась, но они ее будто не замечают.

Только через полчаса спохватились сразу восьмером, что нет рядом попечителя. Забеспокоились. Звать стали. Голоса у фазанят как собачье повизгивание, как плач. И петушок тоже заволновался, с насеста спрыгнул, к двери подошел и, перегнувшись, выглядывает. Но к вечеру, видно, свое, куриное, пересиливать стало: снова взлетел под потолок.

Фазанята остались совсем одни. И большие куры ушли. Тогда они по собственному сигналу взлетели на кусты терновника, на ракиты и там замерли. На следующее утро все повторилось без изменений.

Остыла эта дружба поздней осенью, когда фазанята окончательно перелиняли, став по наряду совсем взрослыми птицами. В их отношении к маленькому петушку и курочкам не появилось никакой враждебности, они стали как-то равнодушны друг к другу, стали искать общества настоящих родителей. Те так и остались дикими фазанами, а их дети, воспитанные совсем другими птицами, через полгода вернулись к своим.

Научившись понимать все сигналы другого вида, они унаследовали только свой фазаний «язык», не переняв ни звука из чужого. И за то время, пока их водил красный петушок, ни один из восьмерки не проявил никакого внимания, интереса, любопытства к жившим тут же трем фазанам.