Пришлось принять специальные меры, чтобы спасти скворчат от куниц хотя бы в тех дуплянках, где проводилось изучение питания этого вида птиц. Стволы нескольких деревьев обмотали широкими полосами старой полиэтиленовой пленки, которая мешала кунице взбираться вверх. И в итоге выводки уцелели только в скворечниках, висевших на таких «скользких» стволах. Итак, в хорошо заметных издалека добротных искусственных гнездовьях с большим летком в безлюдных местах скворцам приходится нелегко.
Не лучшая участь ожидает и других птиц — спутников человека. Воробьи и ласточки-касатки если и решаются проникнуть в заповедник, то ютятся здесь только возле кордонов, где находятся люди. Около месяца я прожил на пустом кордоне, где стал невольным свидетелем того, в каком плачевном положении оказываются животные, связавшие свою судьбу с людьми, в тех случаях, когда остаются вдруг без своих хозяев.
Егерь и его семья покинули кордон еще зимой. Опустел добротный дом, обнесенный бревенчатым забором двухметровой высоты. Хотя эта ограда и не могла изолировать двор от птиц и грызунов, но все-таки она создавала внутри свой, условно замкнутый мир. Я приходил домой только ночевать. Земля вокруг, не вытаптываемая больше копытами домашних животных и людьми, зарастала травой. Всюду виднелись следы запустения. Но за коньком крыши еще обитало шесть пар домовых и три пары полевых воробьев, а в ветхих помещениях конюшни, коровника и птичника весной построили гнезда ласточки-касатки.
Однако над всеми пернатыми обитателями дома как будто висел какой-то злой рок: только они заканчивали кладки, как кто-то их уничтожал. У ворот и во дворе то и дело появлялись свежие скорлупки разбитых яиц.
С ласточками все выяснилось довольно просто. Однажды утром, задержавшись дома позже обычного, я увидел, как по забору воровато скачет сорока. Приблизившись к сараю, она проворно шмыгнула туда через открытую дверь. Птица проверяла, не появились ли в ласточкиных гнездах новые кладки взамен уничтоженных ею раньше. С тех пор пришлось запирать все надворные постройки на засов, чтобы их случайно не открыл ветер. Ласточки легко проникали внутрь через шели над дверями, а для сорок они оказались слишком узкими. После этого у касаток дела пошли на лад и больше их никто не беспокоил.
Между тем воробьи продолжали бедствовать. Во дворе часто раздавались их жалобные крики. Эти не выносящие одиночества типы и обедают, и радуются, и опасность встречают сообща. То и дело все воробьиное население нашего двора взлетало на единственную яблоню и, усевшись рядком, начинало тревожно верещать. Несколько раз я пробовал определить, что же так взволновало птиц, но ничего подозрительного не обнаруживал. Даже кошки у нас не водилось.
Однако воробьи с опаской заглядывали за обшивку дома, где у них были спрятаны гнезда. Кто-то, невидимый снаружи, лазал под крышей. Однажды при очередном шуме во дворе я вышел из дома и увидел ужа который спокойно грелся на солнце. Воробьи, сидя на нижних ветках яблони, смотрели на него с ужасом. Известно, что эта безобидная для человека змея не прочь полакомиться птичьими яйцами и птенцами, как и все рептилии. Этого ужа я видел не в первый раз. Утром он иногда попадался мне возле крыльца. При моем приближении уж уползал, как бы втекая в маленькую щель между досками. По вечерам он появлялся на середине двора и вызывающе на меня поглядывал. Я с первых дней заподозрил, что именно уж разбойничает в птичьих гнездах. Так оно, видимо, и было. Выглядел он превосходно был упитанным и блестящим. Однако закрыть ему доступ к гнездам воробьев не было никакой возможности. И ни одна пара птиц не смогла вывести птенцов.