Подобными криками в зверином и птичьем мире довольно часто выражаются и угроза, и тревога, и неудовольствие (хотя хохлатый жаворонок при стычке с соперником свистит так приятно и нежно, словно не может сдержать крайний восторг после долгой разлуки с самым закадычным другом или любимым братом). Думаю, мяуканье иволги — это ее боевой крик и что-то еще. Им она предупреждает, с ним нападает на тех, кто посягает на участок, на гнездо.
Нередко я наблюдал, как, «мяукая», смелая птица решительно бросается на сороку, ворону, не робеет даже перед главным птичьим врагом — ястребом-тетеревятником. Не доверяет и миролюбивым грачам, гоня их прочь с той же яростью, как самых отъявленных грабителей чужих гнезд, и очень быстро может приучить целую колонию черных птиц облетать ее владения стороной.
И свист и мяуканье слышал каждый, кто бывал в лесу весной и летом. Весеннюю же песню самца слышал далеко не каждый. Если же удается услышать ее, то мы будем искать какую-то другую птицу, только не иволгу, настолько этот звук не вяжется с роскошной внешностью певца и не похож на привычный нам красивый свист. Она немного похожа на зимнее пение сойки, домового воробья или большой синицы. Какое-то негромкое, нескладное и не очень разборчивое щебетание без начала и конца.
Если не мешают шелест листвы, крики и пение других птиц, то, слушая внимательно, можно уловить в этом щебетании чужие голоса. Хотя и плоховато, но все-таки похоже насвистывает он кусочки из песен юлы, дроздов, синиц. И, словно стыдясь своего неумения, поет эту тихую песню иволга-отец в стороне от гнезда, укрывшись в гуще листвы, как бы спрятавшись даже от тех слушателей, которых нельзя назвать ценителями.
Иволга очень скрытна и осторожна и выдает себя обычно только голосом, она и гнездо свое прячет очень умело. Аккуратная корзиночка плетется в развилке тонкой ветки, но какой бы ветер ни тряс и ни мотал дерево, как бы ни гнул, ни трепал ветку, яйца из такой корзиночки не выкатываются, потому что по внутреннему ее краю птица делает толстый валик-бортик. В конструкции гнезда нет ни тяжеловесности дроздовых построек, ни громоздкости и неряшливости гнезд сорокопутов. Среди птиц ее роста нет более искусных строителей, чем она.
Осторожна, очень осторожна иволга у гнезда. Врагов встречает в стороне от него, чтобы поведением не выдать место: уж очень заметна сверху яркая белизна крупных, с редким черным крапом яиц. И птенцы в гнезде сидят тихо-тихо, как немые. Но зато, покинув дом, слетки, пользуясь совершенством своей маскировки, становятся, наоборот, очень крикливыми, постоянно издавая громкое, троекратное «хихиканье».
Это требовательное «хихиканье» — звук уже июльский. Громкий голос птенца как маячный сигнал. В его наряде нет яркости взрослой птицы, и заметить его почти невозможно, потому что в это время в кронах деревьев уже немало поблекших и пожелтевших от июльской жары листьев, рядом с которыми затаившийся короткохвостый слеток сам словно безжизненный листок. Весь на виду и вместе с тем неразличимый с двух шагов. Но если поблизости появляется возможная опасность, тогда родители приказывают помолчать.
Долго и безуспешно отыскивал я, стоя на месте, такого крикуна, сидевшего на хиленькой сосенке, в хвое которой желтело несколько преждевременно опавших березовых листочков. А сидел он так близко, что стоило дунуть посильнее, и чуть-чуть шевельнулась та веточка. Может быть, ястреб нашел бы его с первого взгляда, но у меня на это ушло минут двадцать.