Но как раз перед дальней дорогой начинают линять взрослые птицы. В полете видны щели, зияющие в крыльях на месте выпавших перьев. И когда рядом парят молодые с целыми крыльями, никакой разницы в движениях птиц не заметно. Для летательных аппаратов это могло бы кончиться катастрофой, а птицы летают. Иначе им и нельзя.

Коршун хотя и собиратель, но не может, подобно курице, искать свою пищу пешком. Поэтому природа очень тонко отрегулировала смену пера, чтобы ни на час птица не потеряла своей власти над воздушной стихией.

Гнезда коршун строит сам, но строитель он не искусный: на дубе, на ольхе сложит из прутиков гнездо, похожее на воронье, кое-какими обрывками и лоскутами выстелит внутри, коряво, но зато прочно. Через год, если все будет благополучно, если сам вернется; если дерево выстоит, еще подстроит немножко. Самка в нем насиживает два-три яйца, а потом от птенцов не отлучается никуда.

Кормит и ее, и детей самец. Когда пара, играя, летит вместе, видно, что он и ростом помельче, полегче, немного ловчее и разворотливее. Для хищных птиц это обычное явление. Ведь только самка защищает гнездо, когда супруг, может быть, за десяток километров улетел за кормом, и помощи ей ждать неоткуда. Потом, когда птенцы смогут, узнав чужого, как-то постоять за себя сами, на охоту вылетает и мать.

А когда молодняк поднимается на крыло, когда молодое коршунье познает высоту и овладеет всеми видами полета, собираются семья к семье в сотенные стаи. Как скворцы, как вороны, как многие другие нехищные птицы.

Эта особенность, стайность, тоже подчеркивает неразбойничий характер птицы с неприветливым названием «черный коршун». И еще есть у него одна черта: он великолепно уживается рядом с человеком и, если его не преследуют, становится таким же обычным соседом, как галка или грач.