Красные утки, или огари, — второе чудо Дьяковского леса. Для этих исконных обитателей степей лесничество оказалось последним пристанищем в районе.
Каждое утро в мае в шесть часов над лесом начинал звучать тревожно печальный дуэт медленно летящей пары красных уток. Одна из птиц на лету произносила стонуще «кланг, кланг, кланг», а вторая успокаивающе отвечала «кыррр, кыррр, кыррр».
Они подолгу кружили в воздухе, внимательно вглядываясь в поверхность земли, как будто что-то забыли или потеряли там. К этой паре постепенно присоединялись другие — и вскоре в воздухе уже кружила небольшая стайка огарей.
Я издалека следила за огарями в бинокль, пытаясь обнаружить места, где они гнездятся. Каждое утро над высоким безлесным холмом, с которого хорошо просматривались окрестности, пролетало 12—15 птиц. Их внимание привлекали заросшие травой и шелюгой песчаные холмы. Временами отдельные пары, не переставая кричать, опускались на несколько минут на землю.
Как ни странно, но о жизни этих ярких, бросающихся в глаза птиц известно очень мало. А тем временем численность их неуклонно сокращается, и нет гарантии, что они не исчезнут с лица земли.
Известно, что огари имеют обыкновение гнездиться в норах. Эти крупные, размером почти с домашнего гуся утки нуждаются в больших убежищах. Однако сами они выкапывать их не способны. Селятся они в жилищах лисиц, барсуков, волков и сурков. Всех этих зверей, за исключением сурков, в Дьяковском лесу предостаточно. Песчаные бугры словно созданы для рытья. Найти удобный крутой склон и выкопать нору для любого зверя здесь не составляет труда. Особенно много в таких местах лисьих городков. Каждая семья имеет по нескольку квартир и меняет их ежегодно, а то и в течение одного сезона, если их кто-нибудь потревожит.
Засекая места, куда опускались красные утки, я обнаружила несколько десятков лисьих поселений. Большинство из них пустовало, но были и обитаемые. Таким образом попутно мне удалось познакомиться с одним лисьим семейством, и я решила его сфотографировать. Родители охотились где-то вдалеке от дома и появлялись редко. Двое лисят были уже большие, почти вполовину размера взрослых. Весь день, если не было жары, они проводили на поверхности в непосредственной близости от норы. Здесь они играли, разыскивали остатки зарытых в землю съестных запасов или спали, свернувшись клубочком.
Придя рано, еще в утренних сумерках, я осторожно приблизилась метров на семь к норе, стараясь не шуметь, поставила палатку и тотчас спряталась в ней. Лисята вылезли на поверхность земли, когда стало пригревать солнце. В семь часов с охоты явилась лиса. О ее приближении известили сороки, которые начали исступленно стрекотать в кустах. Заметив засидку, самка к норе не подошла. Некоторое время она бегала поодаль, злобно рявкая, а затем исчезла совсем.
Лисята долго испуганно прислушивались к беспокойному голосу матери. Их большие широкие уши, отороченные по краям белой шерсткой, поворачивались в разные стороны, как локаторы. Когда они успокоились, обнаружилось, что фотографировать из моего скрадка невозможно: отдельные травинки и прутики заслоняли весь кадр. Посидев и посмотрев на малышей еще около часа, я осторожно уложила свои вещи и вылезла из палатки, чтобы убрать мешавшие мне растения и поскорее уйти, перенеся съемку на завтра.