Почти за тридцать лет с момента первой мимолетной встречи с этим красивым маленьким ястребком, птицей редкой, интересной и малоизученной, видел я его несколько раз, находил и гнезда, но не имел возможности заглянуть в них.

И только летом 1984 года судьба сделала мне подарок: десять дней все светлое время суток я мог наблюдать с расстояния вытянутой руки, как живет семья тювиков, не беспокоя самих птиц. Было это в низовье Северского Донца, у самого впадения его в Дон.

Пара тювиков — молодая, десятимесячная самка и самец, по крайней мере годом старше ее, поселилась в небольшой светлой тополевой рощице. Ночами свистела в ней сплюшка, плакали на соседней пустоши авдотки, а днем мяукали на верхушках тополей две иволги, которым не очень нравилось соседство ястребов. Конные пастухи прогоняли через рощицу стадо коров. Оглушительно щелкали в утренней тишине ременные кнуты, но тювики, не знавшие, что такое ружейный выстрел, относились к ним так же, как к рабочему стуку дятла.

Единственное неудобство, которое возникло в жизни ястребов, доставили гусеницы непарного шелкопряда. Это прожорливое мохнатое племя чуть ли не до последнего листика раздело все деревья. После этого на тополях выросло лишь немного новых побегов, и в разгар лета в рощице было не больше тени, чем в апреле, когда лес только подергивается зеленоватой дымкой. Гнездо тювиков целый день было подставлено солнцу, которое палило здесь, как в пустыне.

Родителям было нелегко в этом пекле, но они стояли по очереди на гнезде, чтобы избавить птенцов от перегрева: коротенький и редковатый белый пушок ястребят не спасал их от жары, а пляшущая тень от нескольких полупрозрачных листочков не могла принести им облегчения. Если вдруг самка отлетала на зов вернувшегося с охоты самца, птенцы то старались подлезть друг под друга, то ползали по гнезду, в изнеможении свешивая головы через край, чтобы спрятать хотя бы головы от палящих лучей. Их слабенькое стрекотание звучало словно прощание с жизнью.

Но возвращались мать или отец и становились на гнездо, развернув зонтом крылья и хвост. Птенцы тотчас забирались под этот “зонт”, и беспомощное стрекотание затихало.
Когда птенцы ползали по гнезду, тщетно ища тень, или когда кто-нибудь из них вставал на ноги и пятился ближе к краю, у меня холодело все внутри: а вдруг свалится. Гнездо выглядело настолько ненадежным, что когда-нибудь это и должно было случиться. К тому же оно было заметно перекошено, и казалось, порыв ветра сбросит его с развилки.

Но родителям будто невдомек было, что их дети в опасности. Мать кормила их, деля добычу на гнезде, грела их ночами. Иногда и отец становился рядом с ней. В полете птицы казались легкими, как большие бабочки, но от их тяжести гнездо перекашивалось еще больше. Однако, когда старшему из птенцов исполнилась неделя, взрослые словно поняли, что надо срочно подправить, подремонтировать постройку, и взялись за дело.