В конце лета быстро пустеет небо над городом: как-то разом исчезают визгливые стайки черных стрижей, за ними — стаи воронков. Остаются те, кто летать в открытую не любит или боится подниматься высоко. И не редки такие дни, когда в по-осеннему посиневшем небе не мелькнет птицы, не считая голубиных ватажек, летящих на кормежку, водопой или возвращающихся обратно.
Прожурчат в вышине невидимками золотистые щурки, медленно проплывает полетная паутина, а то просто веселый, бегучий смерч поднимет вместе с дорожной пылью клочок бумаги — и снова никого, ничего. И таким пустым остается небосклон до середины октября, до большого грачиного перелета.
Приятно смотреть после долгого бесптичья, как с раннего утра и почти до заката молчаливо тянут над городскими кварталами нестройные многокилометровые грачиные колонны. Одни чуть различимы в безоблачной синеве, другие едва не цепляют крыльями за провода и антенны. И вдруг, перекрывая уличный шум, раздается громкое воронье карканье.
Это не грачиная попутчица присела отдохнуть на крышу высокого дома. Это первая из тех, кто будет зимовать в городе. А на следующий день прилетят еще, а там через неделю-другую в ветреную погоду начнутся спортивные игры ворон. Умная птица накрепко поселилась во многих больших городах, не только проводя в них зиму, но потомство там же выращивая.
В этом очерке я не хочу рассказывать ни о жизни «на стороне», то есть в дикой природе, ни о гнездовании в городе. Это была бы целая книга. Я расскажу лишь о зимовках ворон в городах, хотя не совсем уверен, все ли знаю, все ли правильно понял за сорок лет знакомства с этими птицами, ибо до сих пор задают они загадки, на которые пока не найдено подходящих ответов.
Ворона была первой, чьим изучением я занялся как зоолог. В природе у вороны репутация довольно запятнанная, но в городе она интереснейшая птица, за которой можно наблюдать часами, открывая в укладе ее жизни и поведении все новые и новые черты, находя даже примеры поучительные или забавные.
Только тогда, в декабре 1946 года, начиная наблюдения за вороньими ночевками, знал я об этой птице всего-то несколько маленьких историй, одну из которых — как вороны у собаки кость отнимали — долго считал неправдоподобной. Знал, что крадет яйца, что немного считать умеет, что запросто отличает палку от ружья. Грачи в те годы еще не осмелились зимовать даже близко от Воронежа. Маловато было и галок. Да и все зимующие вороны свободно размещались на ночь на нескольких тополях городского сада.
С порядком в этих сборищах удалось разобраться довольно быстро, но, присматриваясь к птицам днем, я заметил в их поведении то, что можно без всякой натяжки назвать сообразительностью, что они с поразительной быстротой связывают следствие с причиной и никогда не повторяют ошибок. А уже в последние дни зимы стало понятно, что ворона еще и необыкновенно игрива и, как говорится, жить без развлечений не может даже в самое суровое время года.